Ант Скаландис - Точка сингулярности [= Миссия причастных]

Я лежал и думал о том, как бы мне привязать к завтрашнему дню магическое число восемьдесят два. Но восьмерка была скользкой, как надувной двухместный пластиковый круг, и постоянно выскальзывала, оставалась одна лишь двойка, изогнувшаяся прекрасным лебедем. Двойка, дубль, тандем, этакая крепкая семейная пара. Или осевая симметрия, отражение в зеркале. Или — единство и борьба противоположностей: инь — ян. Две несовместимых стихии — мужская и женская. Два напрягшихся Наташкиных соска, две ягодицы, две губы, две ноги… Две руки, два глаза, два ствола. Две роли, две ипостаси, два пути.

Две равных возможности: стрелять на поражение или не стрелять…

— Обратите внимание, мы едем сейчас через самую настоящую аравийскую пустыню, пусть вас не смущает эта зелень до горизонта во все стороны. В зимние месяцы пустыня всегда цветет, а летом здесь будут бушевать песчаные бури… А теперь посмотрите направо. Видите? Там движется целый караван верблюдов. К этим животным в арабских странах совершенно особенное отношение, о них можно рассказывать долго…

Нашим экскурсоводом была симпатичная девушка Галя лет двадцати пяти, живущая в Эмиратах уже третий год. Муж её работал в российском посольстве, а Галя выучила арабский язык (английский был у неё ещё с Москвы) и теперь стала одной из высокооплачиваемых сотрудниц большой туристической компании. Рассказывала девушка и впрямь хорошо, даже Рюшик слушал, открывши рот, и только успевал поворачиваться со своей камерой четко следуя при съемке советам Гали.

Но я-то воспринимал экскурсоводшу в четверть уха. У меня и без роли верблюдов в арабской культуре было о чем подумать.

Встать пришлось едва ли не на рассвете и, сбегав к тайнику, изучать на экране монитора исправленный и дополненный вариант карты северо-восточной оконечности Аравийского полуострова. До боли знакомые лазерные зайчики накрывали теперь только Фуджайру, Кхор-Факкан, крошечный городок Аль Ардийа на границе с анклавом султаната Оман и наконец Диббу, относящуюся то ли к Шардже, то ли уже к Рас-аль-Кхайме — у них как-то не принято между эмиратами границы прорисовывать. Насколько я знал, по планам мы должны были побывать только в одном из этих мест, Значит, все и должно было случиться с наибольшей вероятностью именно в Кхор-Факкане. Если бы ещё знать, что именно!..

Боже, как мне все это надоело! Но главное, на этот раз Тополь велел держать трубку космической связи под рукой в постоянно включенном состоянии и, более того, как только он, Верба или Кедр выходят со мною на связь, мне надлежало тут же вставлять в ухо специальный динамик, а в лацкан втыкать микрофон. Шарик в ухе комфорта, конечно, не добавляет, но что поделать, если руки мои должны быть свободны? Вот такие бублики пережаренные, как говорит Кедр.

В общем, мы с Пашей (он тоже выглядел весьма задумчивым) ехали навстречу концу света, и каждый по-своему рассчитывал его избежать. А у всех других настроение было прекрасное. Витёк без устали изводил сто двадцать пятую по счету кассету, Боря с удовлетворением отмечал, что в этих краях ещё не бывал, да и остальные не без интереса пялились в окна — и на бескрайнюю пустыню, и на взрывающиеся буйной зеленью оазисы, и на города с белеющими тут и там минаретами, и на красивые медно-красные горы, внезапно сменившие однообразный пустынный пейзаж.

Было несколько остановок: на ковровом базаре, где Борзятниковы и Алина не устояли перед уговорами торговцев и купили-таки красивейшие, но дорогие произведения местных умельцев; возле древней мечети Бог знает какого века, где Витёк, не поняв, что храм действующий (не действующие только при социализме бывают), едва не вперся на территорию закрытого для неверных дворика перед входом, но обошлось без неприятностей; наконец на горной смотровой площадке, где дух захватывало от открывающихся далей, а внизу, у высохшей речушки, четко прорисовывались следы древнего поселения. Оказалось, что в подавляющем большинстве уже не впервые прилетавшие на Дубай или Шарджу челноки лишь теперь удосужились посмотреть что-то еще, кроме аэропортов, отелей, пляжей и магазинов. Они радовались, как дети, и говорили спасибо Паше, родившему столь оригинальную идею. А я знай мотал себе на ус: неспроста он её родил. Ох, неспроста!

И тут ко мне подбежал Андрюшка.

— Па! Смотри, что я нашел в кармане старых шортов.

Старыми шортами он называл те, в которых ходил первые два дня, а потом извазюкал их чем-то и надел новые, которые как раз вчера ухитрился порвать, зацепившись за перила на лестнице в отеле. В общем, сердитая мама сказала: «Поедешь в грязных!» И вот теперь — какая приятная неожиданность! — он нашел в кармане недоеденную пластинку розового «Орбита».

— Па, а где ты её купил?

— В аптеке, — повторил я свою легенду. — Я же тебе говорил тогда, тут в магазинах не продают такую, только в аптеке.

— А-а, — протянул Андрюшка, — значит, я перепутал.

— Что ты перепутал? — не понял я.

— Ну, я в тот день, в среду, значит, спустился в reception, а там эти, мальчики сидели — Ахмад и Мусса, ну, у них ещё папа — дядя Салман — за конторкой стоит и всем ключи раздает…

Рюшик начал издалека, он любил такие долгие рассказы ни о чем, и я, чтоб его не обидеть, терпеливо слушал.

— Ахмад у меня эту жвачку увидел и сказал, что у них такую только в больнице продают, он объяснил, где, совсем недалеко, я даже хотел туда сходить, но потом забыл, а в четверг меня дядя Паша спросил: «Жвачка у тебя ещё из Берлина, что ли?» «Не, — говорю, — это мне папа здесь, в больнице, купил». Дядя Паша спрашивает: «А что твой папа в больнице делал?» Я сказал: «Лечился, наверно». Ну, значит, перепутал…

В моей голове взорвалась такая же, как накануне, ослепляющая граната. Только размером меньше. Боже, какая страшная вещь, эта мания преследования! Из ерунды, из ничего, рисуются целые кошмары, нормальные люди превращаются в шпионов и злодеев!.. И что же теперь делать? С самого утра, строго по инструкции Тополя я наблюдаю непрерывно, персонально и особо внимательно за Гольдштейном и только за Гольдштейном, а он, стало быть, ни при чем?!

Остынь, сказал я себе, ты должен взвесить все спокойно. Больница была последним, самым сильным, но не единственным аргументом. Перебери-ка в памяти всё и всех, ещё не поздно переиграть, никто же не выходил с тобой на связь, и ты не знаешь, сколько именно осталось ждать до времени «Ч». Не дергайся, просто подумай. Коней на переправе, конечно, не меняют, но кто сказал, что это уже переправа? А к тому же, есть золотое правило: если нельзя, но очень хочется, то можно…

Мы уже ехали дальше и до конечной точки маршрута оставалось не больше получаса, когда Гольдштейн, сидевший носом в карту, вдруг вскочил и подошел к Гале.

— А мы не можем здесь свернуть буквально на пятнадцать минут?

— Куда? — удивилась Галя. — Зачем?

— Ну, вот здесь, — Паша стал тыкать в карту, — до Омана каких-нибудь пять километров, интересно же заехать в другую страну. Разве нельзя? Или там граница строгая?

— Да вы что?! — поняла, наконец, Галя. — У нас обыкновенная экскурсия, все четко по плану, нас в отеле ждут на обед точно ко времени, и вообще я не вправе брать на себя ответственность за отклонение от маршрута.

Однако вопрос о строгости границы она словно нарочито обходила стороной. Я это сразу отметил, и Паша отметил тоже. Он приблизился к Гале вплотную и зашептал ей что-то на ухо. Галя сначала хмурилась, а потом посоветовалась с водителем, улыбнулась, коротко кивнув, сказала пару слов очень тихо и в итоге уже громко попросила Пашу садиться на место.

— Что, — спросил я, — договорился?

— Почти, — сказал Паша, — на обратной дороге может получиться. Просто ей нужно созвониться с местными чиновниками, чтобы наш микроавтобус пропустили. Это нелепая формальность, но, сам понимаешь, за любую услугу надо платить, И ей и водителю.

— И сколько? — полюбопытствовал я.

— Стольник.

— Дирхам?

— Да нет, долларов.

— Изрядно, — оценил я.

— Да ладно, — сказал Паша, — моя блажь, сам и заплачу — зато сороковая страна в кармане!

— Перестань, — возразил я. — Нечего тут грудью амбразуру закрывать! Если никто не согласится, я готов платить в пополаме. Я же все-таки отдыхаю, а ты работаешь, обязан каждую копейку считать.

— Совсем мужики сдурели, денег девать им некуда, — проворчала Белка, слушавшая всю эту беседу.

Однако наша команда проявила традиционное единодушие. Скидывались семьями, поэтому с каждой получилось по двадцатнику. Пашу объединили в одну семью с Витьком. Забавные все-таки ребята — эти челноки!

Город Фуджайру мы видели только издалека с объездной дороги, а дальше начался дивный участок пути вдоль берега Индийского океана, пронзительно изумрудного в этот немного облачный день. Шоссе петляло, местами изображая настоящий серпантин, но скорость все равно была сто двадцать, если не сто тридцать — дух захватывало на поворотах, — и наконец, из-за очередной скалы вынырнул красавец Кхор-Факкан — жемчужина побережья. Кажется, в нем вообще нет отелей классом ниже четырех звездочек. А выше, между прочим, тоже нет, потому как по международным правилам там, где спиртного не подают, пятая звездочка не присваивается, а в Шардже со спиртным абсолютно глухо, вплоть до того, что полиция имеет право останавливать машины и проверять багажники. Обнаружат — конфискуют и, в лучшем случае, наложат огромный штраф. А в худшем — вообще загремишь в тюрьму и просидишь там сколько-то дней, будь ты хоть дипломатом. Просидишь, пока будет тянуться судебное разбирательство. Да, могут потом выпустить под залог, но сумму назовут астрономическую. У граждан ОАЭ, одной из богатейших стран мира, свои представления о деньгах — у них каждый народившийся араб получает от государства девятьсот тысяч(!) долларов просто за то, что он родился. А в чужой монастырь со своим уставом не ходят. О пунктах этого устава, предупреждают, кстати, заранее, и в турфирмах, и в дипломатических ведомствах, и на границе.